Патрик О`Брайан - Командир и штурман
— Еще бы. И писанину ненавижу. Но, знаете ли, паписты очень подлый народ, с их исповедью и прочими обычаями, — отвечал Джек Обри. — Кроме того, они пытались взорвать парламент. Господи, как мы отмечали 5 ноября! Одна из моих хороших знакомых — такая милая девушка, вы не поверите, — так расстроилась, когда ее мать вышла замуж за католика, что сразу же принялась за изучение математики и иврита — алеф, бет, — хотя она была самой красивой девушкой в округе. Она обучила меня навигации, такая умница, благослови ее Господь. Она много чего порассказала мне про папистов. Я уж и забыл, что именно, но они, конечно же, очень подлые люди. Верить им нельзя. Вы только вспомните про мятеж, который они недавно затеяли.
— Но дорогой сэр! «Объединенные ирландцы» — это была организация, состоявшая, главным образом, из протестантов. Их лидерами были протестанты. Семья Эммет, О'Конноры, Саймон Батлер, Гамильтон Роуэн, лорд Эдвард Фитцджеральд были протестантами. Главная идея клуба заключалась в том, чтобы объединить ирландских протестантов, католиков и пресвитериан. Именно протестанты взяли инициативу в свои руки.
— Вот как! А я этого не знал. Думал, все они паписты. Я все это время служил на базе в Вест — Индии. Но после всей этой окаянной писанины я готов ненавидеть и папистов, и протестантов, и анабаптистов, и методистов. И еще — евреев. Плевать мне на них на всех. Но что меня действительно расстраивает, так это то, что я обидел Диллона. Я же сам говорил, что нет ничего лучше, чем добрые сослуживцы. Ему и так достается: он выполняет обязанности помощника командира и в то же время несет вахту. А для него это незнакомое судно, незнакомый экипаж, незнакомый командир. Мне же хотелось помочь ему вписаться в непривычное окружение. Без взаимопонимания между офицерами удачи не будет. Удачливое судно — это хорошее боевое судно. Вам бы следовало послушать мнение Нельсона на этот счет. Уверяю вас, он совершенно прав. Ах это вы, мистер Диллон. Входите, выпейте с нами стаканчик грога.
Отчасти по профессиональным причинам, а отчасти из-за природной сдержанности Стивен давно решил не вмешиваться в застольные разговоры, и теперь, спрятавшись за щит молчания, он особенно внимательно наблюдал за Диллоном. Та же небольшая, гордо поднятая голова; те же темно — рыжие волосы и, разумеется, зеленые глаза; та же нежная кожа и плохие зубы, которые еще больше испортились; тот же высокомерный вид. Хотя лейтенант был худощав и роста не выше среднего, казалось, он занимает столько же места, что и весивший девяносто килограммов Джек Обри. Главное различие заключалось в том, что из его облика исчезла смешливость, ушло впечатление, будто он только что придумал что-то забавное. Ничего этого в нем не осталось и в помине. Теперь это была хмурая, без капли юмора, типичная ирландская физиономия. Внешне он был сдержан, но крайне внимателен и учтив, ни в чем не проявляя мрачного внутреннего состояния.
Подали вполне съедобную камбалу, которая оказалась еще вкусней без мучной приправы. Затем буфетчик принес ветчину. Ветчина была, по-видимому, из свиньи, страдавшей ревматизмом, хотя относилась к припасам, которые офицеры закупали для себя. Не всякий живодер смог бы нарезать ее так ловко. Посоветовав буфетчику «вбить в свою башку» то, что ему говорят, и «шевелиться поживей», Джеймс Диллон повернулся к доктору и с приветливой улыбкой произнес:
— Мне кажется, я уже имел удовольствие встречаться с вами, сэр? Не то в Дублине, не то в Насе?
— Не думаю, что я имел честь познакомиться с вами, сэр. Меня часто принимают за моего кузена и тезку. Мне говорят, что мы поразительно похожи. Должен признаться, меня это смущает, поскольку он больной на вид, с этакой лукавой усмешкой доносчика на лице. А в наших краях доносчиков презирают, как нигде, разве не так? И правильно делают, по моему мнению. Хотя этих тварей предостаточно. — Слова эти доктор произнес достаточно громко, так что его сосед хорошо их расслышал, несмотря на предупреждение капитана: «Полегче… Не расходитесь чересчур… Обопрись о балку, Киллик, да не суй пальцы в тарелку…».
— Целиком с вами согласен, сэр, — с понимающим выражением на лице произнес Джеймс Диллон. — Вы не выпьете со мной стаканчик вина, сэр?
— С большим удовольствием.
Они чокнулись смесью тернового сока, уксуса и сахара, которую продали Джеку Обри вместо вина, а затем принялись за изрубленный капитанский окорок: один — движимый профессиональным интересом, другой — профессиональным стоицизмом.
Однако портвейн оказался вполне сносным, и после того, как скатерть сняли, в каюте возникла более свободная и непринужденная обстановка.
— Расскажите, пожалуйста, о том, что произошло с «Дартом», — произнес Джек Обри, наполняя стакан Диллона. — Я слышал разные истории…
— Я тоже прошу вас, — присоединился к нему доктор. — Сочту за честь для себя.
— Ничего особенного не произошло, — отозвался Джеймс Диллон. — Всего лишь столкновение с жалкой горсткой каперов, драчка мелких судов. Я был временным капитаном зафрахтованного куттера — небольшого одномачтового судна с гафельным вооружением, сэр. — Стивен поклонился. — Под названием «Дарт». Оно было вооружено восемью четырехфунтовыми пушками, что было весьма кстати. Но у меня было всего тринадцать матросов и один юнга. Однако мы получили приказ принять на борт королевского посыльного и десять тысяч фунтов стерлингов монетами, чтобы доставить их на Мальту. Капитан Докрей попросил меня доставить туда своих жену и сестру.
— Помню, он был помощником командира «Тандерера», — заметил Джек Обри. — Милый и любезный господин.
— Так оно и было, — согласился Диллон. — Поставив марсель, мы отошли подальше от берега, лавируя в трех или четырех лигах от Эгади, встали на якорь в румбе к весту от зюйда. После захода солнца поднялся ветер. Имея на борту двух дам и не располагая достаточным количеством матросов, я счел разумным укрыться за Пантелелерией. Ночью ветер поутих, волнение уменьшилось. В половине пятого я все еще оставался на месте. Помню, я тогда брился, потому что порезал подбородок…
— Ага, — удовлетворенно заметил Стивен.
— … Тут послышался крик вахтенного, заметившего парус, и я поднялся на палубу…
— Как же иначе, — засмеялся Джек Обри.
— … Я увидел три французских капера с латинскими косыми парусами. Рассвело достаточно, чтобы я смог разглядеть их корпуса в подзорную трубу. Два ближайших судна я узнал. Каждое было вооружено длинной бронзовой шестифунтовой и четырьмя поворотными однофунтовыми пушками, установленными на носу. Мы сталкивались с ними на «Эуриалусе», и они от нас, разумеется, удрали.
— Что за экипаж был на них?
— На каждом из судов было сорок — пятьдесят человек, сэр. Кроме того, они были вооружены дюжиной мушкетонов, или «патарерос». Не сомневаюсь, что и третий капер был похож на них. В течение некоторого времени они рыскали в Сицилийском проливе, а теперь отстаивались мористее[26] Лампионе и Лампедузы. Расположившись таким образом, они находились с подветренного борта от меня. — Диллон отхлебнул вина и показал: — Ветер в это время дул с той стороны, где стоит стопка. Они могли обогнать меня, идя круто к ветру. Было очевидно, что меня хотят атаковать с обоих бортов и взять на абордаж.
— Вот именно, — согласился Джек Обри.
— Взвесив все обстоятельства-то, что у меня на борту пассажиры, королевский посыльный, крупная сумма денег, а впереди североафриканское побережье, если я приведусь к ветру, — я решил атаковать каждое из судов по отдельности, пока ветер дул с моей стороны и прежде чем два судна успели соединиться. Третье находилось в трех — четырех милях от них и неслось на всех парусах. Восемь парней из команды куттера были отличными моряками, кроме того, капитан Докрей отправил сопровождать своих дам боцмана — славного, крепкого парня по имени Уильям Браун. Вскоре мы приготовились к бою и зарядили пушки картечью. Должен сказать, что дамы вели себя весьма отважно, чего я от них не ожидал. Я объяснил им, что нужно спуститься вниз, в трюм. Но миссис Докрей не желала допустить, чтобы ею командовал «какой-то сосунок», даже без эполета на плече. Неужели я думаю, что жена капитана первого ранга, служившего девять лет в этом чине, допустит, чтобы ее нарядное муслиновое платье испачкалось в льялах моей посудины? Придется попросить мою тетушку, чтобы Эллис, первый лорд Адмиралтейства, привлек меня к суду за трусость, робость, незнание своего дела. Она понимает, что такое дисциплина и субординация, не хуже любой другой женщины, и даже лучше. «Давай же, моя дорогая, — подумал я, — ты будешь черпать меркой порох и набивать картузы, а я буду носить их в фартуке».
— К этому времени позиция стала такой. — Диллон начертил другой план. — Ближайший капер находился на расстоянии двух кабельтовых и с подветренной стороны второго судна. Оба они уже в течение десяти минут обстреливали нас из носовых пушек.
